В апреле 1999 года американский врач Кристофер Керр стал свидетелем ситуации, кардинально изменившей его карьеру. Одна из пациенток, Мэри, была при смерти. Она лежала на больничной койке в окружении четырех взрослых детей.
Вдруг 70-летняя женщина начала вести себя странно. Села и водила руками так, словно качала ребенка, которого видела только она. Она называла ее Дэнни и, казалось, обнимала и целовала.
Дети женщины не могли ничего объяснить, поскольку не знали никого по имени Дэнни.
Однако на следующий день в больницу приехала сестра Мэри и рассказала, что до появления других детей Мэри имела мертворожденного сына Дэнни.
Боль этой потери была настолько сильна, что Мэри не говорила о своем покойном ребенке.
Кристофер Керр, специализировавшийся на кардиологии и имеющий степень нейробиологии, был настолько поражен, что решил изменить направление работы и посвятить себя изучению предсмертного опыта.
Ощущение покоя
Сегодня его считают одним из ведущих экспертов по предсмертным переживаниям и видениям.
По словам ученого, это состояние обычно начинается за несколько недель до смерти и увеличивается по мере его приближения.
Керр утверждает, что был свидетелем того, как люди заново переживали важные жизненные моменты, видели и разговаривали с матерями, родителями, детьми и даже домашними животными, умершими.
Пациентам эти видения кажутся реальными, интенсивными и даже приносят покой.
“Эти мысли [об потерянных отношениях] часто возвращаются. Они подтверждают важность прожитой жизни и уменьшают страх смерти”, – рассказал Керр BBC News.
Он настаивает, что такие пациенты – психически здоровы. И хотя их состояние ухудшается, они действуют осознанно и самостоятельно.
Однако многие врачи считают, что речь идет скорее о галлюцинациях или умственной неразберихе. И требуют дополнительных научных исследований, прежде чем делать выводы.
Поэтому в 2010 году Кэрр приступил к новаторскому исследованию, запустив в США опрос пациентов на пороге смерти – о том, что они видят и чувствуют.
Перед опросом все пациенты проходят обследование, чтобы убедиться в отсутствии у них отклонений и психических расстройств.
Следует отметить, что в предыдущих исследованиях большинство данных о предсмертных переживаниях поступало от третьих лиц, а не самих пациентов.
Результаты работы Керра опубликованы в ряде научных журналов.
Ученый еще не нашел однозначного ответа, объясняющего природу предсмертного опыта, и говорит, что анализ причин не является основной задачей его исследований.
“То, что я не смог объяснить первопричины, не перечеркивает сам опыт пациента”, – говорит он.
Сейчас Кэрр возглавляет организацию по паллиативной помощи в Баффало, штат Нью-Йорк.
Его книга “Смерть – только сон. Врач хосписа о поиске надежды и смысла жизни на пороге смерти” вышла в свет в 2020 году и переведена на 10 языков.
Он рассказал BBC News Brasil о своем исследовании и значении этих переживаний в конце жизни.
Что вы узнали о предсмертном опыте после многолетнего изучения?
Думаю, смерть — это нечто большее, чем физическое угасание, которое мы наблюдаем. Она изменяет наши представления и восприятия, а также содержит очень жизнеутверждающие элементы.
Смерть заставляет нас задуматься о важнейших вещах и величайших достижениях. А именно – о человеческих отношениях.
Интересно, что они часто возвращаются очень значимым и утешительным способом. Как будто подтверждая прожитую жизнь и уменьшая страх смерти.
Мы ожидаем, что на пороге смерти люди будут страдать психологическим или психогенным стрессом. Но часто это не так.
Напротив – мы видим людей, исполненных любви и смысла.
Насколько распространены такие случаи?
Около 88% опрошенных нами пациентов рассказали о хотя бы одном из таких переживаний.
Наш показатель примерно на 20% выше предыдущих исследований. Но это потому, что мы опросили людей каждый день.
Умирание – это процесс. И в понедельник вы можете получить один ответ, а в пятницу – уже другой.
Смерть может стать моментом воссоединения.
Какие главные темы этих видений?
Около трети пациентов рассказывают о путешествиях. Часто они упоминают людей, которых любили и потеряли.
Видения усиливаются по мере приближающейся смерти. Пациенты называли их наиболее утешительным опытом.
Интересно также, кого они видят. Преимущественно это самые значимые для них люди. А также те, кто их любил и поддерживал. Например, один из родителей или кто-то из братьев, сестер.
Около 12% видели видения, описанные в анкете как нейтральные или дискомфортные. И именно дискомфортные были одними из наиболее трансформационных и значимых. Они засчитывали старые душевные раны.
К примеру, к нам попадали люди, пережившие войну, и затем страдали от чувства вины и синдрома “выжившего”. И “встреча” с погибшими товарищами давала им облегчение.
Вы говорите, что одной из самых распространенных ошибок есть мнение о том, что предсмертные видения называют галлюцинациями. Чем они отличаются?
Острое расстройство сознания и галлюцинации распространены, особенно в конце жизни, но это разные состояния.
Галлюцинации не утешают. Напротив – вызывают страх и заставляют употреблять успокаивающие препараты и даже привязывать пациента к постели в возбужденном состоянии.
В то же время видения основываются на реальных людях и событиях. Они легко и четко запоминаются и в подавляющем большинстве утешают и успокаивают.
Видения и сны
Как отличить видение от обычного сна?
Мы спрашивали людей в анкете, спят ли они, видят ли видения. И ответ был 50 на 50.
Одним из элементов умирания является прогрессирующий сон, когда ночи смешиваются со днями, а ощущение времени теряется.
Вы также работаете с детьми со смертельным заболеванием. Какие отличия между опытом конца жизни детей и взрослых?
Дети делают это лучше, поскольку у них нет фильтров. Они не проводят границы между воображаемым и реальным. Они также не знают, что такое смерть, потому живут нынешним моментом.
Часто они переживают этот опыт креативным и ярким способом, и просто интуитивно понимают, что происходит.
Как этот опыт оказывает влияние на семьи и близких пациентов?
Мы провели очень интересное исследование, в котором рассматривали феномен горя. Люди, свидетели подобных вещей, скучают гораздо здоровее, поскольку это формирует их восприятие и воспоминания о человеке, которого они потеряли.
Суть в том, что то, что хорошо для пациента, хорошо для его близких.
Вы имеете степень нейробиологии, но утверждаете, что не можете объяснить происхождение этих переживаний, и что понимание этого механизма на самом деле не имеет значения.
Как изменился ваш взгляд на это как врач?
Я был свидетелем очень глубоких вещей. В такие моменты было ощущение, что я вмешиваюсь в чужую жизнь. Это дискомфортно.
Вы упомянули, что самые жаркие дискуссии на эту тему всегда лежали в плоскости гуманитарных наук, а не медицины. Почему медицина не придает большого значения этой теме? И изменилось ли это за годы вашей работы?
Нет, не изменилось. Думаю, что гуманитарные науки ставят под сомнение наше существование и смысл жизни. Они более открыты в этих вопросах.
Вы сказали, что начали свое исследование, потому что другие врачи требовали доказательств. Но ваша работа привлекла больше внимания СМИ, чем медики. Как вы относитесь к этому контрасту?
Мне было трудно заставить молодых врачей оценить, что испытывают пациенты. Поэтому мы начали собирать доказательства, излагая их на понятном для них языке.
Я не сознавал, что держу не тот конец палки – когда исследование попало в СМИ, оно разошлось по всему миру.
Выходит, что людей, оказывающих паллиативную помощь, это мало волнует. А наша аудитория – люди, получающие уход, принимают в этом участие или просто интересуются вопросом смерти. Контраст интересен.