Министр энергетики Герман Галущенко заявил, что россияне отрезали Украину от мониторинга ситуации на станции. Поэтому в режиме реального времени нельзя зафиксировать, какой инцидент может произойти там.
Но президент “Энергоатома” Петр Котин сказал, что даже при таких условиях в случае выброса радиации “у нас будет информация через несколько часов”.
Что означает эти заявления? Есть ли у Украины необходимые детекторы? И не поздно ли будет, если мы узнаем об аварии через несколько часов?
Чтобы разобраться, ВВС Украина пообщалась с Юлией Балашевской, начальником отдела аварийной готовности и радиационного мониторинга Государственного научно-технического центра по ядерной безопасности.
Кто и как зафиксирует выброс радиации?
Прежде всего, объясняет Балашевская, следует различать: возможности зафиксировать факт выброса радиоактивных веществ и причины, которые к этому привели. То есть, возможность отслеживать ситуацию на станции.
Украина опоясана системой наблюдения за радиационной ситуацией, говорит ученый. Соответствующие посты равномерно распределены по стране, а у потенциальных источников выброса, предприятий типа ЗАЭС, их больше.
На этих постах измеряют гамма-фон, то есть излучение гамма-лучей радионуклидами в воздухе. За этими детекторами можно наблюдать на онлайн-карте.
Многие украинцы так сейчас и поступают. 5 июля, на пике тревоги по ситуации на ЗАЭС, сайт с картой был перезагружен, рассказывает Балашевская.
Данные обновляют раз в час, иногда раз в сутки – в зависимости от детектора. В случае аварии некоторые приборы переведут в аварийное состояние, они будут обновляться каждые несколько минут.
29 июня в Украине были учения на случай чрезвычайной ситуации на ЗАЭС
“Но радиационная обстановка – комплексное понятие, описываемое рядом параметров. Кроме гамма-фона, есть еще активность выпадений, активность поверхностных вод (концентрация радионуклидов в водоемах) и, что важно, измерение концентрации радионуклидов в приземном слое воздуха”, – рассказывает ученая.
За мониторинг радиационной ситуации в целом отвечает ГСЧС. В структуру службы входит наблюдающий за погодой гидрометеорологический институт, а также центральная геофизическая обсерватория.
На их сайтах можно увидеть, где их посты и что там измеряют. На некоторых из них берут образцы воздуха.
Значения гамма-фона не всегда информативны, объясняет Балашевская. К примеру, в зоне отчуждения есть своя система мониторинга, которая включает гамма-детекторы. Но даже во время больших пожаров в этой местности гамма-фон не сильно менялся.
Однако радиационная ситуация все же изменилась – горела древесина, имевшая радионуклиды, и они выходили в воздух, говорит ученая. То есть, активность радионуклидов в воздухе увеличивалась.
На постах мониторинга наблюдают за воздухом, следя, не увеличивается ли там концентрация радиоактивных веществ. Рост концентрации не обязательно может нанести вред здоровью, говорит ученая, но если что-то меняется – значит, этому есть причина.
В октябре 2017 года, рассказывает Балашевская, произошел резонансный случай, когда несколько европейских стран зафиксировали в воздухе рутений-106. Здоровью людей это не угрожало, но означало, что на некотором расстоянии от постов произошел выброс.
Страна-источник выброса так и не отозвалась. Но анализ данных со всех постов, где зафиксировали этот радионуклид, говорит Балашевская, дал ученым из французского института IRSN достаточно оснований провести исследование и назвать конкретное предприятие, где мог произойти выброс.
Так же было и с Чернобыльской катастрофой – тогда тревогу первыми забили за границей.
“Плохая новость в том, что бывает так, что страна не отчитывается, что у нее что-то произошло, но вместе с тем выброс невозможно скрыть, и это – хорошая новость. Поэтому мы однозначно сможем зафиксировать выброс, а также понять, что он идет именно от ЗАЭС”.
Другой вопрос, что в условиях оккупации ЗАЭС Россией зафиксировать выброс удастся тогда, когда до первого из постов долетит радиоактивное облако.
“Это может означать час после выброса”, – говорит ученая.
Можно ли ускорить реагирование?
Если бы не оккупация ЗАЭС, все должно бы происходить быстрее.
Одним из столпов системы готовности и реагирования на аварии есть обмен информацией, говорит ученая.
Аварийная АЭС является участником этого обмена. И если бы у них что-то произошло, они должны тут же доложить об этом определенным каналам и рассказать детали.
Затем эксперты, среди которых и коллеги Балашевской, разбирающиеся в безопасности реакторов, тут же начали бы оценивать, к каким последствиям может привести авария, через сколько часов можно ожидать выброса, что за радионуклиды попадут в атмосферу.
Эксперты могут моделировать потенциальное распространение радиоактивного выброса из конкретной АЭС еще до того, как он произошел.
Сначала специалисты делали бы предположение, объясняет ученый, и по мере того, как работники АЭС передавали им все больше данных, предположения становились все более точными.
“А теперь представьте, если из этого общения выпадает АЭС”, – говорит Балашевская.
Тогда информации из первых рук, то есть от персонала станции, у специалистов не будет, и они смогут делать свои предположения, опираясь на данные детекторов, и только после того, когда произойдет выброс.
К тому же их прогнозы будут менее точными, объясняет ученый.
“Чтобы подстраховаться, специалисты могут предположить, что последствия для людей будут хуже, чем они есть”.
“Например, в нескольких областях, то есть большом количестве населения, могут сказать оставаться дома, избегать пребывания на открытом воздухе. Хотя, возможно, действительно не всем им нужно прятаться”.
Действительно, в нынешних условиях на ЗАЭС, заключает ученая, мы не сможем зафиксировать момент, когда начался выброс, но сможем минимизировать радиационные последствия для населения.
Правда, без информации о состоянии на площадке мы не сможем знать, в каких условиях находятся украинские работники ЗАЭС и смогут ли они выполнять свои функции.
“Оккупация ЗАЭС и возникающая из-за этого угроза настолько резонансна, известна и возмущает, что даже несмотря на позицию определенных организаций по оккупации и избеганию называть войну войной, научное сообщество – единодушно, все их знания – к нашим услугам”, – говорит Балашевская.
У некоторых стран – в том числе имеющих ядерное оружие, производящего ядерное топливо – больший штат работников и больше инструментов мониторинга, они делают свои прогнозы, анализы и делятся этой информацией с украинцами, говорит ученая.
“Если даже представить, что не будет работать в Украине ни один детектор (что невозможно), соседние страны обязательно зафиксируют выброс”, – заключает Балашевская.
Есть спутниковые снимки, на которых видны загадочные предметы на крыше энергоблока. Но определить точно, что это – невозможно.
В МАГАТЭ 5 июля заявили, что не нашли на станции видимых следов взрывчатки, но просят “дополнительный доступ” к крышам третьего и четвертого энергоблоков, а также частям турбинных залов и системы охлаждения на станции.
Буданов не назвал причины, почему, по его данным, риск аварии на ЗАЭС пошел на убыль, однако добавил, что к этому привели “определенные публичные и непубличные действия”.
Россия методически отрицает упреки, что она может взорвать станцию, называя такие заявления “очередной ложью”. Она также подозревает Украину по подготовке провокации на Запорожской АЭС.
