Многострадальный так называемый закон о деоккупации Донбасса был наконец принят в прошлый четверг – в том числе голосами критиковавших его «Батькивщины» и «Самопомощи». Но связывать этот документ с «деоккупацией» или «реинтеграцией» (альтернативное распространенное название) – большой комплимент. Оба эти термина означают полноценное возвращение Донбасса в состав Украины.
Но принятый Верховной Радой закон не дает ответа на вопрос, как это должно или может произойти. Более точно было бы назвать его законом об оккупации Донбасса: он как раз недвусмысленно констатирует участие России в войне на востоке страны и ответственность Кремля за создание псевдореспублик. Как следствие нормативно-правовой акт вводит в правовое поле не столько деоккупацию Донбасса, сколько сопротивление его оккупации.
В условиях неопределенности
Можно согласиться с термином «деоккупация», если мы предполагаем, что она пройдет силовым путем. Тогда действительно этот закон дает много функций и полномочий для такого сценария – в первую очередь президенту страны. В нем и расширение прав военных и других силовиков в зоне боевых действий, и более четкая вертикаль командования (заведенная «под» главу государства как Верховного главнокомандующего).
Но даже если такой сценарий рассматривается как приоритетный или высоко вероятный, «деоккупация» и уж тем более «реинтеграция» означает нечто намного большее, чем возврат контроля над территориями, ныне неподконтрольными.
Реинтеграция – это восстановление Донбасса, легитимность на освобожденных территориях украинской власти и вообще признание украинской политики, возврат региона в финансовую и экономическую системы страны. А прежде всего – «реинтеграция» сознания. Однако армия и спецслужбы, какие им полномочия ни дай и кому ни подчини, к сожалению, не смогут объяснить 7-летнему школьнику из Донецка, что он на самом деле гражданин не «ДНР», а Украины. Для этого нужны иные инструменты.
Но о них, об экономике, о восстановлении речь в законе о якобы реинтеграции не идет. Возможно, потому что такие планы преждевременны (но не опоздать бы потом, как обычно!), возможно, неопределенность еще слишком велика, чтобы законодательно прописывать, «как все будет»…
Пока собственно из «деоккупационного» в рассматриваемом законе – только некоторая ясность по сегодняшним взаимоотношениям с так называемыми «ДНР-ЛНР». В частности, решение о принципиальной возможности «перемещения товаров» через линию фронта, которое позволяет в будущем отменить торговую блокаду оккупированной части Донбасса.
Неторжественные мероприятия
«Генералы всегда готовятся к прошлой войне», – говорил Уинстон Черчилль. Закон о деоккупации – это в значительной мере закон о прошедших годах войны на Донбассе, закон, который был нужен в 2014-м, 2015-м, 2016-м, 2017-м… Военные действия наконец-то находятся не под формальным управлением СБУ, спецслужбы с совсем другим профилем деятельности; украинские военные задним числом получили легализацию своих действий в предыдущих годах; АТО наконец-то получило другое наименование. Хотя вместо требуемого оппозиционными политиками термина «война», парламент проголосовал за «мероприятия по обеспечению государственного суверенитета» – коалиция снова «выкрутилась», избежав острых формулировок.
Но новое, довольно громоздкое, определение может быть продуктом не хитрости, а дальновидности. В будущем власть сможет сказать, что раз не было антитеррористической операции, то не было и террористов. Чем не фундамент для будущей амнистии? (В этом же законе прописали и уголовную ответственность для «коллаборантов», которая, впрочем, возможность амнистии не отменяет. Наоборот: амнистии без осуждения не бывает).
Принятый на прошлой неделе закон – нужный и даже запоздавший. Но глядя на него, невольно задумаешься: а не запоздает так же закон о реальной реинтеграции Донбасса и Крыма – когда они будут очень нужны?
Игорь ОВДИЕНКО
Источник: Позиция
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.