В то время как в России праздновали День Победы, в Украине праздновали собственные победы в нынешней войне. Украинские силы пошли в наступление против войск Путина севернее Харькова, освободили ряд городов и сел и оттеснили россиян к границе. Корреспондент BBC Квентин Соммервиль и оператор Даррен Конвей находились вместе с украинскими войсками, когда они пошли в наступление.
Под звуки российских снарядов, падающих на ее деревню, Раиса Афанасьевна подходит к украинским бойцам. Пожилая сгорбленная женщина несет два больших пластиковых пакета. Под вязаной серой шапочкой видно ее худощавое обветренное лицо.
Такого количества людей она не видела несколько месяцев. С начала войны ее родное село Русская Лозовая находилось под русской оккупацией.
Русские ходили по хатам. “Они проверяли дома, спрашивали, есть ли у нас ружья. Но у меня ничего нет. У меня даже шкафов нет. Я одна”, – рассказывает Раиса.
Без электроэнергии, воды, связи и почти без еды жители села были изолированы от Харькова, расположенного всего в 8 км к югу. С близлежащих лесов и холмов российские минометы и артиллерия неустанно обстреливали второй по величине город Украины.
Село Раисы было разрушено, но хуже всего то, что из-за войны России был разрушен весь ее мир. На Востоке Украины война несет не просто переосмысление отношений людей с Россией – граница с которой проходит всего в 30 км от Русской Лозовой – но более личную переоценку того, что значит быть русскоязычным украинцем.
Недавно освобожденная Русская Лозовая находится в центре сопротивления Украины российской агрессии. Скоординированными усилиями под руководством высшего военного командования украинские войска территориальной обороны, Национальной гвардии и регулярной армии ведут наступление, стремясь оттеснить россиян вдоль 32-километровой линии фронта. В русском Белгороде, недалеко от границы, РФ собирает войска для возможного контрнаступления.
Мы были в Харькове месяц назад, когда россияне были буквально у ворот города. Обстрелы были постоянными, снаряды попадали и в дома на улице, где мы находились. Ситуация настолько ухудшилась, что легче было сосчитать часы тишины (только несколько), чем часы взрывов (очень много). Было ощущение, что мы оказались на краю бездны, и еще одна слаженная атака России может разрушить город.
В северном микрорайоне Салтовка были разрушены целые жилые дома. У людей, которые там остались, не было ни электричества, ни воды, и они вынуждены были готовить еду на небольших кострах, которые разжигали прямо на лестничных клетках.
Но призрак российской победы, витавший над городом, теперь исчез. Буквально на этой неделе я сидел в парке в центре города с аккуратно подстриженной травой, цветущими клумбами и наслаждался мороженым из кафе. Город все еще преимущественно пуст, но количество российских артиллерийских ударов сократилось с десятков в день до небольшого количества. Сирены воздушной тревоги все еще регулярно гудят, но Харьков уже не чувствует себя на грани катастрофы.
Сухопутные войска Путина оттесняет украинская армия к границе. Победы, на которую он надеялся во время празднования 9 мая в России, здесь, в Харькове, он не одержит – и это может еще больше нарушить планы Москвы.
Достижения Украины, хотя и скромные, могут иметь стратегические последствия для войны России на Донбассе, угрожая линиям поставки россиян.
Мы едем к северу от города с украинскими войсками, направляясь в города и села, знаменующие новую линию фронта. Дорога все еще усеяна воронками и российскими ракетами. В окрестностях трассы – уничтожены российские транспортные средства и сгоревшие грузовики, которые использовались для блокирования их первоначального наступления на Харьков.
Едем быстро – за рулем сидит командир добровольческого отряда, который держит ружье у ног. “Обочина заминирована”, – говорит он, когда машина маневрирует между блокпостами и танковыми ловушками.
Чувство жуткое – наша машина единственная на дороге. Мы знаем, что на лесистом холме перед нами до сих пор есть русские танки и артиллерия. Харьковская война изменилась – теперь это игра в ястреба и мышь, где беспилотники обеих сторон постоянно кружатся и пытаются точно определить танки и пушки противника, чтобы обстреливать их из артиллерии.
Буквально пять минут тому назад вражеские пушки перестали стрелять, говорит мне заместитель командира. Вскоре они начнут снова.
Проходим российский “Град”, лежащий в канаве, а затем справа – разбитую военную зеленую “Ладу” с белым русским знаком Z на дверях. “Тайное оружие России”, – говорит командир под смех своих людей.
Возле Русской Лозовой от уничтоженного российским снарядом гражданского автомобиля остались лишь обожженные следы на дороге. Остатков машины нет, но ее содержимое разбросано на дороге – здесь розовое одеяло, там какая-то одежда. В результате удара погибли несколько человек.
В селе видны последствия битвы за контроль над ним. Дома были разрушены обстрелами, а некоторые горят до сих пор. Один дом, который мы проходим, имеет разбитую крышу, но у его ворот упорядоченно выстроились алые тюльпаны.
Сейчас война стала более динамичной, и военные долго не задерживаются на открытых местах. Они быстро бегают по открытой местности и лазают по стенам, чтобы избежать русского огня из леса, менее чем в полукилометре. Они считают, что российские военные уехали, а воюют преимущественно боевики из сепаратистского Донбасса. Но на следующий день после нашего отъезда в плен взяли россиян.
Внезапно нам приходится укрыться в окопе, на первой линии обороны, поскольку русская артиллерия снова открывает огонь, а снаряды проносятся над головой и падают по другую сторону села уже через несколько секунд.
На противотанковой позиции лежат готовые к использованию американские “Джавелины” и их британские аналоги. Здесь находятся двое добровольцев, которые отвечают мне по-французски. Они украинцы, но вступили во французский иностранный легион. Один говорит, что служил три года, но фактически дезертировал, чтобы присоединиться к борьбе за Украину.
Это то оружие, которое Россия недооценила – сила украинской солидарности. Еще до того, как сюда начала поступать западная военная помощь, она держала оборону Украины. Среди добровольцев здесь – экономист, бизнесмен, механик и чемпион по гонке.
Я встречаюсь с командиром в канун Дня Победы, который Россия и Украина празднуют как победу Советского Союза над нацистским режимом Германии во время Второй мировой войны, и спрашиваю его, что этот день означает в этом году. Он говорит, что праздник был запятнан.
“Я родился в Советском Союзе, – продолжает он, пья свежезаваренный чай. – Россияне, к сожалению, все используют как оружие. Наши общие даты, наш общий язык, нашу общую религию. Россия не стесняется использовать все средства. Поэтому здесь все сейчас ненавидят русский язык – даже русский поэт Александр Пушкин является персоной нон-грата – поэтому расколота наша Церковь, и все русское здесь будет переименовано”.
Несколько дней назад, когда я встретил Раису в ее сером пальто и шерстяной шапке, она стояла и пыталась осмыслить разрушение своего села и краеугольного камня собственной жизни – близости Украины к России.
Это село было домом для Раисы более 30 лет. Ее лицо изрублено осколками, но она говорит, что не чувствует боли. На вопрос военного медика она неохотно говорит, что у нее болит палец. Половина его отсутствует.
Когда она снимает пиджак, на тонкой ее руке открывается глубокий порез. “Порезали, как куриное филе, – говорит она. – Вы можете вытащить шрапнель?”. Она не хочет ложиться в больницу, а хочет вернуться домой. Но врач говорит, что ей нужно будет наложить швы.
Возможно, потому, что она не видела людей месяцами или из-за инсульта в прошлом году, но способность говорить только теперь начинает восстанавливаться. И она повествует свою историю.
Вокруг нее собирается группа солдат. “Когда я рожала, нас было трое мамочек. Я была посередине. Они кричали. Я была спокойна. Я взяла полоску ткани от рубашки до рта. В конце я ее полностью разжевала. Врач сказал мне кричать. Но я ответила, что неважно, кричишь ты или нет. Все равно больно. Так я родила сына. Тихо”.
Мужчины вокруг нее вздрагивают, когда она говорит им отрезать висящую кожу ножницами. Один солдат выглядит так, будто ему тошно. Медик зашивает ее рану. Во время этого она размышляет о судьбе своей деревни и распаде империи, который она наблюдала – ее дом и ее история в развалинах. Она жила в Советском Союзе, когда Россия и Украина были переплетены. Теперь они – смертельные враги. Годами она жила в Восточной Германии, где забеременела и вернулась в Украину рожать сама.
“Мой отец и отец [Путина] вместе воевали против Гитлера, не так ли? Неужели это возможно? А теперь мы воюем друг против друга, – говорит она. – [Мы были] ближайшими нациями. Такого никогда не было. Были немецкие захватчики, а теперь это наши люди».
С забинтованной рукой Раису сопровождают в машину, которая должна отвезти ее в харковскую больницу на прием к хирургу.
Большинство людей из деревни эвакуируют, автобусы ждут тех, кто не имеет автомобилей.
Российская оккупация разорвала деревню как в прямом, так и в переносном смысле. В подвале одного дома задержали полдесятка местных жителей. Их подозревают в коллаборации с врагом. Их глаза закрыты, на головах заклеены балаклавы, руки связаны. Среди них хотя бы одна женщина. Их оставляют одних в комнате, затем забирают на допрос в спецслужбы.
Их телефоны и соцсети будут проверяться. На блокпостах по дороге в Харьков опрашивают всех, кто приезжает из освобожденных районов – ищут диверсантов. Колаборантам грозит 15 лет за решеткой или пожизненное заключение, если их действия повлекли за собой смерть украинцев.
Вряд ли Раиса когда-нибудь сможет простить России нанесенные ей раны. И с каждой битвой люди на передовой освобождаются от оков, державших эти две нации вместе до начала войны.
Но операция севернее Харькова не завершена, и она дорого стоила. Это лишь один фронт, по всей видимости, длительной войне.
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.