В интервью проекту “Энергореформа” агентства Интерфакс-Украина гендиректор ЧАО “Укргидроэнерго” Игорь Сирота рассказал о работе компании в экстремальных условиях и перспективе восстановления.
— Отопительный сезон, названный сложным в истории независимой Украины, мы фактически прошли. И уже анонсирована подготовка к следующему, которая может быть еще сложнее. Для вашей компании стопроцентная готовность к следующему ОЗУ – это выполнение каких мер?
— В первую очередь отмечу, что энергетики действительно достойно вышли из ситуации, которая складывалась в этом году. Мы выстояли благодаря профессионализму людей и преданности профессии, работе 24/7, несмотря на опасность под обстрелами. У нас машзал горит, а все работает, и люди тоже. И это в мирное время мы делили, где частное, где государственное поколение, где системный оператор, где сетевые, а здесь все были объединены, друг другу помогали.
Качественная подготовка к новому сезону очень важна. Что касается нашей компании, то готовность к ОЗУ на 100% – это готовое оборудование, благодаря которому мы обеспечим энергосистему балансировкой на уровне среднегодовых потребностей 2022-го. Другими словами мы должны восстановиться максимально и иметь определенный резерв на все ситуации. Укргидроэнерго должно быть надежным регулятором энергосистемы. Когда разгружают атомную генерацию в случае ракетных атак, мы должны ее поддержать, держать напряжение в сети. И это наша задача, мы быстро реагируем — от 3 до 7 минут. Ни тепловое, ни атомное поколение таких возможностей не имеют.
Ракетные удары по нашим объектам начались 31 октября 2022 года. С тех пор более 30 ракет попали в наши объекты. И если у нас на август было потеряно 120 МВт мощности — это два агрегата на Каховской ГЭС, то сегодня мы потеряли уже 300 МВт Каховской ГЭС, которая несколько месяцев не работает и не производит электроэнергию. Суммарно за все время мы лишились 2 тысяч МВт.
500 МВт уже восстановили, и еще 1,5 тысяч МВт нужно восстановить. В случае аварийных ситуаций этот дефицит будет ощущаться. Но проблема сейчас не только в оборудовании — нужно обеспечить все линии на выдачу, в том числе резервные, потому что в противном случае не сможем выдать 50—70% мощности.
— Какими видите этапы восстановления этих утраченных 1,5 тысяч МВт?
– Хотим максимально восстановить мощности в этом году. Думаю, как минимум 1000 МВт восстановить в ОЗУ. Для себя ставим максимальные цели в график: когда открывать процедуры, заключать договоры, вести переговоры с партнерами, которые будут производить нам оборудование. Обсуждаем все с потенциальными производителями, двигаемся. Но пока без денег.
— Средств, необходимых для восстановления, у компании нет? На какие же источники его финансирования рассчитываете?
— Ущерб в Каховке на август составил 16,7 миллиарда гривен, а чтобы восстановиться после дальнейших ударов, нужно еще как минимум 22 миллиарда гривен. Это огромный ресурс. И это время, которое нам нужно. Оборудование производится в разные сроки. Потому проблема может быть только в одном: финансировании. С денежными средствами, которые в компании остаются после выполнения ПСО за 2022 год, нам нужно по меньшей мере пять лет, чтобы покрыть сумму 22 миллиарда гривен.
Если не ошибаюсь, сейчас у нас 1,9 миллиарда гривен долгов по возложению специальных обязанностей (ПСО). Для нас это тоже немалые средства, потому что прошло всего три месяца года. Если ПСО не платим, то за полтора года восстанавливаемся без кредитов.
В результате потери мощностей выработка уменьшилась, доходы — тоже, но ПСО все равно нужно выполнять, и она растет. И если его объем в прошлом году вырос до 18 миллиардов гривен, то в этом году ГП «Гарантированный покупатель» прогнозирует увеличение как минимум до 22 миллиардов гривен. То, что мы могли заработать, уплатить налоги и какие средства направить на восстановление и инвестиции, отдаем на ПСО. Это более 55—60% всего нашего дохода, а еще нужно уплатить налоги и дивиденды. И то, что будет в остатке, если зафиксировать по состоянию на данный момент, если не будет новых разрушений, мы выходим с убытками. Ни Энергоатом, ни Укргидроэнерго не смогут даже покрыть ПСО в нынешних объемах, а нужны деньги на восстановление.
На совещании у Президента с участием Премьер-министра, руководителям энергокомпаний была поставлена задача не только готовиться к следующему ОЗУ, но и обеспечить меры, максимально защитящие объекты. И в это тоже нужно вкладывать деньги. Энергетика переживает очень сложные времена. Мы выстояли, потому что имели крепкий фундамент, но за этот год он существенно пошатнулся. В прошлом году мы были прибыльными и оплатили больше дивидендов. Пытаемся выполнять все обязательства, особенно уплаты в бюджет. Но мы не рассчитывали, что у нас будут повреждения на 22 миллиарда гривен плюс 17 миллиардов гривен. Такая ситуация у всех поколений. Однако понимаем: 140 миллиардов гривен, а это средний годовой объем ПСО, который обеспечивают две компании, бюджет тоже не потянет. Потому что много денег нужно на армию. Понимаем, что и населению, живущему в условиях войны, тяжело нести дополнительные расходы. Ведем с правительством диалог, что же делать: брать кредиты или какая-то часть ПСО ляжет на бюджет, будет ли повышение тарифов. Как вариант рассматриваем привлечение международных доноров к покрытию расходов на поддержку тарифов для населения. Это может работать по-разному: доноры ли нас (Укргидроэнерго и Энергоатом) будут финансировать, доноры ли дадут средства в бюджет, а бюджет перечислит нам. Но речь идет о необходимости поиска третьего участника ПСО.
Пока решения нет. В настоящее время ПСО продлено на месяц, чтобы мы могли завершить диалог и найти оптимальный выход (правительство приняло постановление о продлении действующего ПСО, срок которого истекал 31 марта, до конца апреля. — ЕР). Должно быть оптимальное компромиссное для всех решение: потребителей, генерации, правительства.
— А насколько бы помогло компании повышение тарифов для населения по крайней мере вдвое?
— Если бы по крайней мере вдвое подняли, то у нас после выполнения ПСО оставалось бы примерно 10 миллиардов гривен. Пусть мы бы не через год восстановились, а через два, но тогда было бы больше возможностей для маневра. Например, где-нибудь подрядчики пошли бы на отсрочку платежей. Если с электрооборудованием четко – берут заказ только после 80% аванса, то по строительным работам можем заключать договоры, строить, а потом платить. Поврежденные строения у нас тоже есть. Поэтому будем исходить из того, кому можно потом заплатить. У каждого руководителя собственное видение, как максимально восстановиться, и отмечу: максимально защититься.
Нам бы удалось договориться об отсрочке на определенных работах, потому что у нас есть кредит доверия. Но могу что-то обещать тогда, когда есть база, когда сам могу на что-то рассчитывать. Если нет никакой модели, то не знаю, что обещать другим. Должны проанализировать все расчеты: вот такую сумму нужно на восстановление, такую можно отдать на ПСО, вот такая сумма остается после ПСО.
— Какие суммы в ситуации с вашей компанией?
— Не совсем правильно сейчас называть четкие суммы, потому что сегодня рассчитываем на один объем выработки, завтра имеем попадание в станцию — и эта выработка изменится.
— Но тема повышения тарифов на электроэнергию для населения дается очень тяжело.
— Надо, чтобы не спекулировали по этой теме. Подогревать вопрос какой-нибудь спекуляцией нечестно. Нам необходим диалог с обществом. Эта тема накладывается на другие проблемы и становится еще более уязвимой. Доноры тоже подпитывают ситуацию: мол, все понимаем, но у вас тариф убыточный и вы загоните себя в яму.
1,44 грн/кВт-ч — в Европе сегодня нет такой цены на электроэнергию. Можем ли все возлагать только на промышленность? Не можем. Надо восстанавливаться, запускать экономику. Люди должны понимать, что должна быть справедливая цена, но при условии субсидий для малоимущих. Тариф на электроэнергию не пересматривали уже шесть лет, а инфляция за три года достигла более 130% и она на нас также влияет.
Когда не было электричества после обстрелов, все покупали и дизель-генераторы, и нефтепродукты — несмотря на их стоимость, несмотря на то, что киловатт-час обходился в два-три раза дороже. Потому что все хотели света. Если энергетика останется неустойчивой, то проблемы с энергоснабжением могут осложниться в следующем году. Тогда люди будут платить за дизель еще больше.
Нам нужно выживать и выигрывать войну, и люди должны понимать: разве лучше, когда правительство заплатит 140 миллиардов гривен за электроэнергию вместо того, чтобы отдать их на армию? Да, энергетика выстояла, но только у нас попало 30 ракет, а всего в энергосистему сотни. Каждый удар – это нанесение огромного вреда. То, что мы восстановились — это временные схемы, с ними нельзя заходить в ОЗУ, потому что это слабая позиция.
— Как вы оцениваете перспективы открытия рынка электроэнергии для населения?
— В ближайшее время этого не произойдет. Если будут повышения, то поэтапные. Но если хотим углублять наши отношения с ЕС, а мы хотим, если хотим идти в ЕС, а мы хотим, то может понемногу людей все-таки под рынок подводить? В Европе такой модели, как перекрестное субсидирование, нет, ПСО нет. Конечно, нужно монетизировать субсидии отдельным слоям населения. Но еще раз повторяю: у нас промышленность уже почти дотягивает до евроцены на электричество, а население очень далеко от него.
— По кредитам. Вы рассчитываете на кредиты как источник финансирования восстановления?
– Да, мы ищем доноров. Работаем еще с января и с Европейским инвестиционным банком и Всемирным банком, чтобы получить кредиты под низкие ставки. Нам это удастся, потому что мы стали партнерами. Но получение средств от доноров — это процесс, определенные процедуры, которые могут растянуться во времени, и средства могут быть в конце года. Кроме того, процедура закупок тоже продолжалась, и мы здесь не будем укладываться, чтобы быстро восстановиться плюс максимально защититься.
Мы обсуждаем, чтобы кредиты на целевые программы – реконструкцию, Energy storages, инновационные проекты – перенаправить на мероприятия по восстановлению. А пока будем разрабатывать ТЭО и проекты, а потом уже будем говорить с банками, чтобы увеличить финансирование на эти отложенные проекты. Это более быстрый процесс, но все равно потребуется определенное время.
— Насколько в процессе обновления компания рассчитывает на помощь международных партнеров?
— Гуманитарное оборудование не решит проблему восстановления 1,5 тысяч МВт, чтобы ввести его в эксплуатацию. В качестве гуманитарной помощи нам поступает оборудование линейное, серийное. Мы уже получили 130 тонн оборудования (всего в Украину, по данным Минэнерго, поступило 6 тысяч тонн оборудования и материалов. — ЕР). Преимущественно это дизель-генераторы для собственных нужд, которые требовались. Работу проводило Минэнерго. Но основное наше оборудование индивидуального характера, и если говорим, что по турбинам или генераторам какую-то часть может закрыть украинский производитель, трансформаторов в частности — Запорожтрасформатор, то все электрооборудование — сугубо зарубежные производители. Его доля среди необходимого нам – 70%. И это все индивидуальные заказы, стоимость которых постоянно растет. Ковид притормозил производство в Европе, а потом у нас началась полномасштабная война, и из Украины ушли большие заказы. А Европе надо наверстывать свое производство, у нее своя программа развития и обновления. Так что к цене добавилось еще большее увеличение сроков: если в августе мы говорили о 6—9 месяцах, то сейчас это 12—15 месяцев.
— Какие, по вашему мнению, перспективы возобновления экспорта электроэнергии из Украины и это ли по-прежнему интересно для вашей компании?
– В энергосистеме Украины уже три недели круглосуточный профицит. И дальше в апреле – мае будет теплеть, продолжать световой день – потребление еще падать. Если вы заметили, мы максимально освещаем улицы, и светим там, где нужно и не нужно, потому что есть профицит, несбалансированность. А когда есть профицит, нужно его продавать и на этом зарабатывать. Почему нам не заработать условно несколько десятков миллионов гривен, которые можно отдать, например, на ПСО? Не просить, не искать, а заработать. Думаю, что шансы разблокирования экспорта сейчас реальнее. Но в этом вопросе много политики. Есть населенные пункты, не снабженные электричеством. И потому вопрос экспорта достаточно наэлектризован. Впрочем, у этих потребителей нет электроэнергии не потому, что ее не хватает, а потому, что большие ограничения в поврежденных обстрелами сетях. Туда электричество физически пока нельзя доставить в требуемых объемах. Но по теме экспорта много манипуляций. Если бы мы могли их избавиться, если бы блоггеры, пресса искренне и правдиво объясняли людям реальное положение дел, было бы очень хорошо. Надо сказать людям: электроэнергии сейчас переизбыток, ее можно продать, заработать на этом и восстановить энергосистему.
Конечно, в случае дефицита, когда не будет хватать для внутренней нужды, мы просто ограничили бы сечение. А с теми странами, куда экспортируем, мы бы и говорили на таких условиях: мы экспортируем, пока есть профицит, вдруг что-то мы останавливаем. Это регулирование, и никто себе не позволит во время войны на этом спекулировать. Мы ведь не говорим, что открыли экспорт и продаем по долгосрочным контрактам.
— Насколько европейцам будут интересны условия экспорта с нашей стороны?
– Европейцы тоже понимают нашу ситуацию. Они видят реальную картину. И они нам тоже помогают, поэтому пойдут на такие условия.
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.