Страх и отвращение – как живут люди на оккупированных территориях Украины?

Несмотря на пристальное внимание СМИ к войне в Украине, репортажей о том, как живут люди на оккупированных Россией с февраля украинских территориях, немного. После того, как Россия на прошлой неделе официально аннексировала четыре региона Украины. Как выглядит жизнь под оккупацией.

Все имена героев изменены.

Большую часть жизни Борис прожил в Херсоне. Он попросил нас скрыть его личность – после того, как русские войска захватили область, а украинская армия начала приближаться, мирные жители научились быть очень осторожными.

Мы общаемся в чате.

Месяцами Борис пытался сохранить свою профессиональную и личную жизнь в городе, полном русских солдат и офицеров полиции.

Это жизнь, полная потрясающих контрастов.

Однажды Борис прерывает со мной разговор, чтобы удалить все сообщения на своем телефоне. Он это делает перед проездом через российскую КПП.

“Нужно убедиться, что в папке удаленных сообщений не осталось подозрительных фото”, – говорит он.

В первые месяцы исчезло много людей – назначенные руководители города расправлялись со всеми, кого считали лояльным в Киев.

Впоследствии объявлений “пропавший без вести, разыскивается” на стенах города и в соцсетях стало меньше. Борис считает, что арестов стало меньше.

Половина населения города, в котором до войны жили 280 000 человек, уехала на территории, контролируемые правительством или за границу.

Оставшиеся, рассказывает Борис, начали приспособиться – жители придумывали свои собственные правила и избегали власти любой ценой.

“В течение четырех или пяти месяцев мы чувствовали, что живем в каком-то либертарианском обществе, – говорит он. – Которое самое себя поддерживает и само себя регулирует”.

В середине июля ситуация изменилась, в город начали прибывать сотрудники российских спецслужб, а через несколько недель до “референдума” их стало еще больше.

“Около 20 машин ежеминутно, внутри – очень серьезные мужчины”, – рассказывает Борис.

Борис, как и все другие люди, с которыми мы общались для этой статьи, выступает против русской оккупации и аннексии. Было бы неправильно утверждать, что все в этих областях разделяют их взгляды. Но все имеющиеся данные, в том числе данные предварительных голосований, свидетельствуют о том, что люди, проживающие на территориях, захваченных с февраля этого года, в основном считают себя украинцами.

Однако в начале оккупации ситуация принесла неожиданную пользу, говорит Борис.

“Город теперь действительно пуст, и люди могут безопасно ездить на велосипедах, – говорит Борис. – Это напоминает постапокалипсис”.

В следующий раз, когда мы общаемся, он рассказывает мне о поездках на дачу на том берегу широкого Днепра. Оттуда виден Антоновский мост, с июля неоднократно обстреливавшийся украинской артиллерией.

“Мы собирали виноград для вина и были в сауне, – рассказывает Борис. – Это неотделимая часть культуры нашего города”.

В оккупированном Россией Херсоне держаться того, что ты дорожишь, требует постоянной импровизации.

Хороший пример – деньги.

Несмотря на попытки Москвы ввести российский рубль, украинская гривна все еще широко используется.

Некоторое время на микроавтобусах с вайфаем ездили люди, позволявшие клиентам войти в украинский банк и снять деньги в гривне. За это принимали комиссию 3-5%.

Теперь, рассказывает Борис, информацию о надежных дилерах передают устно, они берут небольшую комиссию или вообще обналичивают бесплатно.

Но российская валюта уверенно наступает. Некоторые социальные выплаты уже в рублях, магазины обязаны принимать. Единственные действующие банки – российские.

Для открытия счета требуется российский паспорт. То же касается работы на государственных предприятиях.

“Да они пытаются заставить большинство украинцев в городе принять российское гражданство”, – говорит Борис.

Другой способ – пропаганда.

Среди исторических фигур на этом билборде в Херсоне – герой русской империи XVIII века Александр Сувуров. Лозунг под ним: “Херсон – Россия”.

Начиная с мая на улицах появлялись плакаты, провозглашавшие, что Россия вернулась, чтобы остаться.

Иногда эти лозунги сопровождались изображениями русских героев XVIII века, намекавших на основание Херсона как города-крепости Екатериной Великой, последней императрицей России, в 1778 году.

Другие плакаты изображают российские паспорта с девизом “Социальная стабильность и безопасность” или счастливого мужчину, обнимающего свою беременную жену рядом с призывом лояльных граждан рожать больше детей.

Но были и другие билборды, которые Борису показались более коварными.

“Они показывают некую знаменитость и говорят, что этот парень родом из Херсона и посвятил свою жизнь России. Ты немного гордишься этим парнем, и они используют эту гордость, чтобы связать тебя с Россией”.

На проукраински настроенное большинство Херсона, говорит Борис, это сообщение имеет небольшой эффект.

“Но те, кому промыли мозги до войны, – добавляет он, – теперь выходят из тени”.

Во время так называемого “референдума” в Херсоне, по словам Бориса, он видел нескольких пожилых женщин, которые довольно отходили от избирательного пункта с сахарной ватой и российскими флажками.

“Наверное, какое-то ободрение со стороны организаторов”, – говорит он.

Сражения за культуру, историю и информацию ведутся по всей недавно оккупированной Украине. Кто-то пытается уловить сигналы мобильных телефонов через линию фронта, родители тайно учат детей в украинских онлайн-школах (одно из положительных наследий пандемии), чтобы избежать системы образования, которая теперь находится под полным контролем России.

“Дети учатся онлайн в украинских школах, используя российский интернет и западные VPN, – говорит Борис. – Вот такая ирония”.

Попытки оставаться на связи с Украиной помогают ему держаться, говорит мужчина.

“Или ты берешь себя в руки, или просто развалишься”, – говорит он.

Но “референдумы”, о которых давно велись разговоры, но постоянно откладывали, угрожали разрушить его цель.

“Это ужасно”, – отвечает Борис, когда я спрашиваю его, как люди относятся к голосованию.

“Паника. Отчаяние… Депрессия. Апатия”.

“Почему ВСУ нужно так много времени?” – спрашивает он, имея в виду медленное контрнаступление украинских сил под Херсоном.

Теперь мужчины призывного возраста опасаются, что мобилизация, которая продолжается в России, Крыму и сепаратистских республиках Донбасса, начнется и в Херсоне.

Пока это касается только тех, кто получил российские паспорта, но тревога растет.

Борис говорит, что он сомневается, бежать или остаться, надеясь, что однажды он проснется и увидит, что Херсон освобожден украинской армией.

“Я разрываюсь между безопасностью и уникальным опытом встретить украинских солдат в городе”.

Если освобождение города – это то, что наполняет Бориса надеждой, то в Мариуполе за 418 км к востоку такой сценарий выглядит гораздо менее вероятным.

“После оккупации вся моя жизнь сломалась”, – говорит бывший учитель, который просит называть себя Алекс.

После адской осады, привлекшей внимание всего мира с марта по май, мирные жители, которые не хотели или не могли бежать из города, оказались в пустыне.

“Россияне ходили по квартирам, уничтожая все, что связано с Украиной”, – говорит Алекс, с которым мы также общаемся через защищенное приложение для обмена сообщениями.

“У меня дома сожгли украинскую символику и много книг”.

Когда осада закончилась в конце мая, российские солдаты постепенно отступили, оставив руководить городом промосковских сепаратистов из самопровозглашенной ДНР.

“Город превратился в руины”, – говорит Дарья, студентка, которая оставалась в Мариуполе до августа.

“Город превратился в большой базар, где каждый продавал то, что мог, чтобы что-нибудь заработать”.

Не хватало электроэнергии и воды. Тысячи домов были разрушены. Тела лежали непогребены среди завалов.

Но Дарья говорит, что улицы быстро заполонили баннеры с поздравлениями с “освобождением” Мариуполя Москвой.

Сочетание пропаганды, необходимости и пророссийских настроений среди мариупольцев дало эффект, говорит она.

“Многие люди поддерживают оккупантов и многие работают на “рашистов”, потому что им нужны деньги, чтобы не умереть с голоду”.

Из-за расположения на юге Донбасса связи Мариуполя с Россией всегда были немного глубже, чем у Херсона.

Проблески сопротивления можно увидеть в социальных сетях, где распространяют изображения людей в масках, завернутых в сине-желтый украинский флаг.

На стенах по всей оккупированной Украине появилась буква “i”, которой нет в русском языке.

Но Мариуполь физически и эмоционально изуродован войной. Оптимизма не хватает.

“Осталось мало надежды, – говорит Алекс, – потому что люди считают, что Мариуполь оставили. Но они все равно надеются”.

В Мариуполе не слышно орудий, в Херсоне они все ближе. Но в Энергодаре, на полпути между двумя городами, звуки войны никогда не утихали.

Россия захватила город и его огромную атомную электростанцию ​​в начале войны. В последние месяцы российские и украинские силы обменивались обстрелами через Днепр. Украина обвиняет Россию в том, что она использует атомную станцию ​​как прикрытие.

Постоянная опасность взрывов заставила энергодарцев соблюдать строгий распорядок.

“Пытаешься успеть за день – встретиться с друзьями, навестить родителей, купить еду”, – рассказывает 38-летний Максим.

“Ночью по улицам бегают собаки”.

Еда, сначала исчезнувшая из магазинов, теперь не проблема. Южане рассказывают то же – супермаркеты заполнены дорогими, нежелательными российскими товарами, тогда как уличные рынки переполнены продуктами местного производства.

Отрезанные от 80% территории Украины фермеры вынуждены продавать свою продукцию на месте. Овощи дешевле, но мясо, творог и молоко стоят вдвое дороже, чем до войны.

“Деньги сейчас уходят только на еду”, – говорит Максим.

После более полугода оккупации Энергодар полупуст. Среди тех, кто остался, многие пожилые люди.

“Уехали все, кто мог, прежде всего мамы с детьми”, – говорит пенсионерка Наталья.

Наталья говорит, что скучает по дочери и внучке, но рада, что они где-то в безопасном месте в Европе.

Из-за отсутствия газа в течение последних четырех месяцев и частых отключений электричества жизни Натали – это постоянная борьба за выживание, прежде всего с приближением зимы.

“Семь месяцев мы были изолированы, оторваны от цивилизации. Мобильная связь бывает редко. Если есть интернет – это праздник”.

Но, как и Борис в Херсоне, она пытается не упустить ни одной новости.

Пенсионерка вспоминает украинских военных аналитиков, мол, по их прогнозам увольнения не за горами.

Донецк, пиратская версия. Как я съездила в свой родной город, в котором жила до войны
Иногда она спускается к берегу Днепра, надеясь поймать сигнал мобильной сети с подконтрольной украинским властям территории с другой стороны реки.

Это тоже попытки поддерживать связь.

В подконтрольном России Мелитополе, далеко от линии фронта вглубь оккупированного юга Украины, 30-летняя Тома рассказывает о другом рутинном занятии – уходе за больными.

“Сначала это был квест, – говорит женщина. – Чтобы найти лекарство для моей мамы, у которой больное сердце”.

Многочасовых очередей за лекарством, как было весной, больше нет. Но Тома говорит, что аптеками сейчас руководит назначенная Москвой “власть”, и их наполнили российскими медикаментами, местные жители считают некачественными.

Четыре из пяти видов лекарства, которые нужны ее матери, теперь недоступны.

Их приходится покупать друзьям или родственникам в подконтрольном Украине Запорожье, а затем доставлять своим ходом, совершая рискованные поездки через блокпосты.

На фоне того, что людям приходится выживать, работы нет, и люди вынуждены торговать своим имуществом, появление плакатов с цитатами Путина о будущей жизни в России кажется дополнительным оскорблением, говорит Тома.

“Нас будто отбросили на 35 лет назад”, – говорит она, вспоминая времена, когда Украина еще была частью Советского Союза.

Ситуация в школах Мелитополя – катастрофическая, рассказывает женщина.

Учителя и администраторы отказываются сотрудничать с оккупационными властями, что заставляет их нанимать любого, кто соглашается на работу.

“Бывшая школьная уборщица стала классным руководителем ребенка наших друзей”, – рассказывает женщина.

Российская символика повсюду – от завезенных учебников до развевающегося на школьном дворе флага и государственного гимна, играющего в начале каждого дня.

Родителям, желающим отдать детей в школу, предлагают по 10 тыс. рублей, но только при предоставлении паспортных данных и места жительства родителей ребенка.

Но, говорит Тома, в классе есть признаки мятежа.

“Дети пишут русские слова украинскими буквами, вешают на рюкзаки сине-желтые ленты и носят носки с лозунгом “Русский корабль…”, – упоминание об акции неповиновения украинских защитников крохотного черноморского острова в первый день войны.